«Плохого натерпитесь, хорошего не ждем» (Питание тульских рабочих в период военного коммунизма и нэпа)

Юрий СМИРНОВ

Эта статья написана с целью изучения одного из важнейших аспектов повседневной жизни тульских рабочих в 1918—1928 гг. — питания. Процесс потребления пищи, его динамика является непременным условием в жизни любого сообщества. Если уровень питания полностью удовлетворяет потреб­ности социальной группы, то она находится в устойчивом состоянии. Но как только происходит ущемление этого базового инстинкта, тут же поднимается волна недовольства и критики, готовая смыть существующую власть[1]. С этой точки зрения борьба большевиков за власть в годы военного коммунизма и укрепление ее в годы нэпа была постоянной, непрекращающейся борьбой за обеспечение достаточным питанием главной социальной опоры большевиз­ма — рабочих. Контроль за продовольственными ресурсами превратился для советского правительства в сверхзадачу на многие годы вперед. Ее ставило для себя и рядовое советское население, наученное горьким опытом голодовок, которое постоянно делало запасы впрок, чутко следя за малейшими измене­ниями во внутренней и внешней политике.

При написании статьи автор ограничился рассмотрением таких вопро­сов, связанных с питанием тульских рабочих в период 1918—1928 гг., как из­менение общего уровня потребления продуктов питания, доля затрат на пита­ние в бюджете, динамика продуктовых корзин, реакция рабочих на изменение качества и количества продуктов.

Питирим Сорокин[2] считал, что «… поведение человека представляет собой функцию количества и качества получаемой им энергии как независи­мой переменной. Поскольку же всякий социальный процесс … состоит из со­вокупности человеческих актов и поступков, то очевидно, что и социальные процессы обусловлены этой независимой переменной…»[3], то есть перемен­ной количества и качества потребляемой пищи. В данной статье сделана по­пытка подтвердить это положение на основе поведения тульских рабочих в десятилетие между 1918 и 1928 гг.

Для нормального уровня питания взрослому человеку при тяжелом фи­зическим труде необходимо от 3000 до 5000 калорий[4]. При проведении об­следований питания тульских рабочих в период военного коммунизма и нэпа как нормальный принимался уровень питания в 2800 калорий, который счи­тается достаточным при средней физической нагрузке[5].

Ухудшение питания тульские рабочие почувствовали с 1917 г., когда в декабре положение с продовольствием стало таким напряженным, что на со­единенном заседании заводского и цеховых рабочих комитетов оружейного завода обсуждался вопрос о возможности организации экспедиционных дру­жин с целью реквизиции хлеба в деревнях. «… Единственный выход для ра­бочих — по мнению секретаря собрания Д. Чурбанова, — это добывать хлеб в уездах при помощи вооруженной силы, т.е. дружин из среды рабочих…»[6].

Данные статистики позволяют получить точные сведения об уровне пи­тания, начиная с 1919 г., когда недостаток его достиг одного из максимумов за все годы военного коммунизма. При этом уровень потребления в предкризис­ный 1916 г. был довольно высок и составлял 3774 калории. При последующих обследованиях тульскими органами статистики он оценивался как повышен­ный. Высокие заработки оружейников и отсутствие препятствий к свободному приобретению продуктов в годы мировой войны позволяли улучшать питание.

В годы военного коммунизма уровень потребляемых калорий в разные периоды мог снижаться более чем в два раза от уровня 1916 г. Так, в 1919 г. количество потребляемых калорий по месяцам колебалось от 2894 до 1692; в октябре 1920 г. уровень питания упал до 1500 калорий; в сентябре 1921 г. — до 1700 калорий. Только в 1922 г. уровень питания поднялся в среднем до 2200 калорий в день. Естественно, что такой показатель был совершенно не­достаточен для нормальной жизнедеятельности рабочих. Кроме того, в годы военного коммунизма произошло и качественное изменение потребляемых продуктов. Если в 1916 г. рабочие потребляли 0,297 фунтов мяса, то в июне 1919 г. — только 0,029 фунта на душу в день, в сентябре 1921 г. — 0,019 фунта. Подобная ситуация сложилась и с потреблением других продуктов животно­го происхождения. Если в 1916 г. потребление сливочного масла составляло 0,034 фунта, то в июне 1919 г. — 0,003, в сентябре 1921 г. — 0,002 фунта. Потребление яиц в 1916 г. составляло 0,059 фунта, в июне 1919 г. — 0,012, в сентябре 1921 г. — 0,005 фунта[7] (1 фунт = 0,4095 кг).

В противоположность снижению общего объема и доли продуктов животного происхождения, увеличилась доля потребления продуктов расти­тельного происхождения. Потребление хлеба хотя и снизилось, но не столь значительно, как иных продуктов. Поэтому хлебные изделия составляли основу рациона: в 1916 г. рабочие потребляли 1,167 фунта на душу в день, в 1919 г. — от 0,785 до 1,098 фунта, в 1920 г. — 1,050 фунта, в 1921 г. — 1,107 фунта. Нужно отметить, что доля хлеба среди других продуктов возрос­ла очень значительно: в 1916 г. — 20,7%, в июне 1919 г. — 22,25%, в дека­бре 1919 г. — 20,2%, в мае 1920 г. — 31,8%, в октябре 1920 г. 29,9%, в апреле 1921 г. — 39,8%, в сентябре 1921 г. — 32,4%[8].

Заменителем потерь в животной пище стал картофель, уровень по­требления которого возрос и в абсолютном, и в относительном параметрах: в 1916 г. — 1,208 фунта (21,5%), в июне 1919 г. — 1356 (37,7%), в сентябре 1919 г. — 2,269 (58,3%), в мае 1920 г. — 0,705 (21,6%), в октябре 1920 г. — 1,515 (40,5%), в апреле 1921 г. — 0,428 (15,4%), в сентябре 1921 г. — 1,159 фунта (33,5%)[9]. В отличие от хлеба, в употреблении картофеля наблю­дались значительные сезонные колебания. Наибольшее потребление прихо­дилось на осенние и зимние месяцы, сразу после сбора урожая, когда доля картофеля в рационе могла достигать 60%, и резко уменьшалось до 15—20% рациона в весенние месяцы и в начале лета, когда картофель был на исходе. Подобные колебания не заметны при потреблении хлеба, что объясняется, в первую очередь, тем, что хлебные поставки на предприятия осуществлялись в централизованном порядке равномерно по сезонам. Картофель же в значи­тельной степени выращивался рабочими самостоятельно, что и подвергало уровень его потребления сезонным колебаниям.

Таким образом, в годы военного коммунизма основными продуктами, которые входили в рацион питания тульского рабочего были хлеб и карто­фель, составлявшие по отдельным периодам вместе до 70% пищевого рацио­на. В условиях острого дефицита продуктов питания в 1921 г. использовались различные заменители. Так, хлеб приготавливался из овса и других злаков, за­менявших пшеничную и ржаную муку. Такие продукты, как мед, конфеты, чай, мясо, рыба, яйца практически исчезли со стола рабочего[10].

Перебои в снабжении вызывали недовольство среди рабочих оружейно­го и патронного заводов «… привыкших — как отмечалось в сводках ОГПУ — к регулярной, хотя и недостаточной выдаче продуктов по нормам»[11]. Стреми­тельное падение ценности денег и реальный недостаток продуктов питания привел к тому, что обеспечение рабочих в годы военного коммунизма осу­ществлялось преимущественно за счет натуральных выдач.

В месячную норму питания рабочего Тульского оружейного завода в начале 1921 г. входило 40 фунтов муки, 5 сельди, 1,5 растительного масла, 1 сахара, 5 крупы, 1,5 соли, 0,5 мыла, 0,5 табака, 0,25 фунта кофе, 2 пуда карто­феля, 2 коробки спичек[12].

Практически полное отсутствие продуктов животного происхождения в пайках и невозможность легальным путем восполнить их недостаток тол­кало рабочих на совершение краж и махинаций с продуктовыми карточками, которые были широко распространены на промышленных предприятиях Тулы[13]. С января по июнь 1921 г. на оборонных предприятиях Тулы дисци­плинарными судами за совершение краж было привлечено к ответственности 286 рабочих[14]. С предприятий пытались вынести любые вещи, которые мож­но было продать или обменять на продукты питания. Кроме того, оружейни­ки использовали рабочее время для изготовления вещей с целью продажи[15].

Неудивительно, что в таких условиях рабочие участвовали в забастов­ках. При этом сами забастовки или пики брожения на предприятиях прихо­дились на время, когда недостаток питания становился особенно критичным. В июне 1918 г. забастовка на оружейном заводе была связана со снижением хлебного пайка рабочего с 1/2 до 1/8 фунта и членам семьи с 1/4 до 1/8 в день на человека[16]. В 1920 г. забастовка на оружейном заводе проходила в течение трех дней, с 6 по 8 июня, когда количество калорий снизилось до 1700—1800 на душу в день. Подобная ситуация наблюдалась и в марте 1921 г., когда уро­вень питания упал до 1700 калорий. В июле 1921 г. хлеб на оружейном заводе не выдавался 7, 8, 9 и 10 числа из-за поломки мельниц, которые не были при­способлены к обработке овса на муку. На заводе по некоторым мастерским на несколько часов приостанавливалась работа «… и были слышны возгласы «давай хлеба, будем работать»[17]. Следует отметить, что на предприятиях на­блюдалось перманентное недовольство, которое только в самые сложные мо­менты приобретало форму забастовок.

Тульские рабочие-оружейники находились на особом положении среди других категорий пролетариата, их снабжение осуществлялось с особой тща­тельностью. К примеру, в марте того же 1921 г. в плодородных южных уездах Тульской губернии «…обычным явлением стало употребление в пищу жмыха, телячьих кож, не говоря уже о мякине и древесной коре…»[18]. Питание туль­ских рабочих, по сравнению с крестьянами, было лучше, т.к. уровень питания сельского населения Тульской губернии в 1918—1921 гг. составлял от 44,2 до 73,5% от уровня 1910/1912 гг[19].

В подобных условиях неминуемо было падение трудовой дисциплины и производительности труда. Уже в конце лета 1917 г. на оружейном заводе, по наблюдениям председателя правления завода, сложилось «…крайне затруд­нительное положение в деле продовольствия...». В его отчете отмечалось: «…Основной проблемой является… острое недоедание рабочих, кото­рое ведет к большому истощению сил, наблюдается массовое заболевание, околодки переполнены истощенными больными рабочими… недоедание подрывает ту способность организма, в которой лежит главный залог вы­здоровления… Только удовлетворительное нормальное питание устраняет возможность заболевания острым малокровием, влекущим за собой тубер­кулез…» и далее «… больной, исхудалый рабочий плохой работник, чем в большинстве, объясняется сокращение производства работ в заводе…»[20]. Таким образом, председатель правления завода писал о зависимости произ­водительности труда от уровня питания, предупреждая о возможности го­лодного бунта[21]. Рабочие в то время получали по 30 фунтов ржаного хлеба, 2 — круп гречневых, 0,5 — масла подсолнечного и 3 фунта муки пшеничной в месяц на едока[22].

Летом 1918 г. после забастовки на оружейном заводе комиссар завода Орлов указывал, что «…причины понижения производительности следует искать в тяжелом состоянии продовольственного вопроса…»[23]. При этом власть использовала ограничение в питании как наказание. В инструкции по проведению положения о Рабочих дисциплинарных товарищеских судах от 14 ноября 1919 г. среди мер взыскания за совершенные проступки одно из

основных мест занимало лишение 1/4, 1/2 или целиком красноармейского пайка, кроме хлеба[24]. Среди всех мер взыскания в условиях голода эта мера выглядит наиболее жесткой.

Таким образом, недостаточный уровень питания, проявлявшийся в количественном и качественном голодании, приводил к изменению поведе­ния рабочих, к проявлению недовольства, участию в забастовках, нарушению трудовой дисциплины, воровству и т.д. Все это снижало производительность труда, а главным «мерилом жизни и труда» в годы военного коммунизма для тульских рабочих были фунты хлебного пайка.

Положение с питанием рабочих начало понемногу улучшаться с при­ходом нэпа. Государство постепенно снимало с себя обязанности натураль­ного снабжения рабочих: пайки заменялись денежной оплатой, рабочий мог свободно приобретать продукты на рынке. Для более удобного снабжения ра­бочих продуктами были организованы рабочие кооперативы, члены которых могли рассчитывать на кредит и более низкие цены.

Некоторое улучшение питания рабочих заметно с 1922 г., когда коли­чество калорий в среднем возросло до 2200[25]. С 1923 г. наблюдается увели­чение в рационе потребления мяса и других продуктов животного проис­хождения. Тем не менее, в начале 1920-х гг. основными продуктами питания тульских рабочих как по объему, так и по количеству калорий являлись: хлеб ржаной (73,6 фунта в месяц), картофель (91,4 фунта), овощи (17,8 фунта) и крупы (13,4 фунта). В гораздо меньшем количестве потреблялись пшенич­ный хлеб (7,4 фунта), мясо (8,8 фунта), постное масло (1,8 фунта) и молоко (15 фунтов)[26]. Все остальное появлялось на столе рабочего только по празд­никам, чаще всего на Рождество и Пасху. Стоит отметить, что ржаной хлеб рабочие нередко выпекали самостоятельно, покупая муку. Покупки готового хлеба были сравнительно редки, в среднем не более 12 фунтов в месяц. Пше­ничный хлеб рабочими приобретался в готовом виде и достаточно редко — около 2,5 фунта в месяц. По объему самым потребляемым продуктом был картофель — до 3-х фунтов в день. Из круп главную роль на столе рабоче­го играла гречневая, которой потреблялось около 0,5 фунта в день. Из ово­щей чаще потреблялась капуста и свекла. Мяса рабочие употребляли около 1/4 фунта в день. Его потребление на протяжении всех 1920-х гг. оставалось незначительным. Наличие его в рационе было мерилом благополучия. Не­сколько лучше обстояло дело с молоком, которого потреблялось до 15 фунтов в месяц, в среднем в день на человека приходилось по стакану молока. Этими продуктами и ограничивался стол тульского рабочего в 1920-е гг. Другие про­дукты — колбаса, яйца, сельдь, рыба, сладости, чай — являлись для рабочих роскошью и потреблялись только в праздничные дни.

Восстановление питания и достижение приемлемого размера калорий­ности отмечалось только в 1925 г. Тогда тульский рабочий потреблял в сред­нем в месяц 3235,7 калорий[27]. Качественный состав потребляемых продуктов также пришел в норму: соотношение белков, жиров и углеводов установилось на уровне 1—0,5—5, что является приемлемым при больших физических на­грузках. Потребление мяса возросло до 5—10 фунтов в зависимости от меся­ца, сахара до 2,13—3,16 фунтов в месяц, потребление черного хлеба по отно­шению к белому сформировалось на уровне 1:3.

В 1920-е гг. отмечалось хотя и небольшое, но постоянное улучшение ма­териального положения тульских рабочих, о чем свидетельствует изменение расходов на питание в бюджетах. В 1923 г. рабочие в среднем тратили на пита­ние 40% от всего расхода. При этом горнорабочие тратили на питание 40,8% от расхода, рабочие Дубенского чугунолитейного завода — 43,9%, оружейни­ки Тулы — 38,5%[28]. В 1925 г. расход на питание тульских рабочих составлял от 45 до 52,9% от расхода в разные месяцы. Расходы на питание в 1920-е гг. имели ярко выраженный сезонный характер: начиная с апреля наблюдался существенный рост расходов на питание как в абсолютном размере, так и в отношении к расходу; в марте же, наоборот, в преддверии праздника, семьи рабочих старались себя ограничить в питании[29].

Некоторые группы рабочих недостаток в питании компенсировали с помощью подсобного хозяйства, прежде всего это было характерно для туль­ских горняков, имевших в среднем по 2,1 га посевов и по 0,6 дойной коровы. Тульские горнорабочие на треть покрывали расходы на питание с помощью самостоятельно выращенных продуктов[30].

К середине 1920-х гг. продовольственная проблема в целом была реше­на и угроза голода миновала. При этом рабочие продолжали тратить до по­ловины своих расходов на питание.

На протяжении нэпа нередко возникала другая проблема — социаль­но-относительного голодания — разницы в питании различных социальных групп[31]. В 1920-е гг. тульские рабочие выражали острое недовольство раз­ницей заработной платы между «низкоразрядниками» (рабочими низких разрядов), которые составляли большую часть рабочих, и руководящими ра­ботниками (служащие профсоюзов, инженеры и т.д.). Это недовольство, в ко­нечном счете, исходило от недостатка питания, которое испытывали рабочие: «… работаем мы больше лошади, а получаем гроши и живем впроголодь… мясо нам приходится есть только в получку, да после дня два, а там опять хлеб да картошка, при такой пище работать трудно …» /Механическая № 2 Па­тронного Завода/»[32].

Социально-относительное голодание выражалось в недовольстве по от­ношению к партийным, профсоюзным работникам и «спецам», получавшим высокую заработную плату. Значительная часть низкоразрядников проявляет довольно сильный антагонизм к специалистам и квалифицированным рабо­чим: «Обещали подтянуть низы к верхам, а теперь отказывают в этом и не хотят понять, что мы голодаем и не имеем уверенности в завтрашнем дне, что будет кусок черного хлеба» /Транспортный Отдел, Контрольная и др. мастер­ские Оружзавода/»[33].

Это недовольство часто выливалось в забастовки, которые не приоб­ретали такого широкого размаха, как во времена военного коммунизма. На предприятии, как правило, бастовала лишь часть рабочих какой-либо мастер­ской, остальные оставались наблюдателями. Причинами забастовок были низкие расценки или высокие нормы выработки, но под ними все равно скры­вался недостаточный уровень питания, подталкивавший рабочих бастовать.

Приведенные в статье материалы показывают, что в период военного ком­мунизма наблюдался сильный дефицит продуктов питания, рабочим приходилось изыскивать различные «резервы» для его пополнения. После 1923 г. уровень по­требления постепенно пришел в норму, рабочие начали тратить больше средств на другие нужды. Поведение рабочих напрямую зависело от достаточного пита­ния: как только его уровень снижался, на предприятиях падала производитель­ность труда и дисциплина, рабочие организовывали забастовки. В годы нэпа про­являлось социально-относительное голодание, основанное на разнице в доходах рабочих низкой квалификации и имевших более привилегированное положение «спецов», профсоюзных и партийных работников. Страх голода, поселившийся в сознании рабочих в годы Гражданской войны, сопровождал их на протяжении всех 1920-х гг., принуждая делать запасы продуктов впрок.

Примечания

1. Сорокин П. Голод как фактор: Влияние голода на поведение людей, соц. орг. и обществ. жизнь. М. : Academia : LVS , 2003. С. 12.

2. Питирим Александрович Сорокин (1889—1968) — русско-американский социолог и культуролог. Один из основоположников теорий социальной стратификации и социаль­ной мобильности.

3. Сорокин П. Голод как фактор. С. 12.

4. Статистический справочник. Вып. 1. Тула., 1924. С. 12.

5. Там же. С. 42.

6. ГАУ ТО «Государственный архив». Ф. Р-220. Оп. 1. Т. 1. Д. 5. Л. 1.

7. Статистический справочник. С. 132—133.

8. Там же.

9. Там же.

10. Там же.

11. ГАУ ТО «Государственный архив». Ф. П-1. Оп. 2. Д. 143. Л. 55.

12. Там же. Ф. Р-318. Оп.4. Д. 307. Л. 96.

13. Там же.

14. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 15. Д. 207. Л. 68.

15. ГАУ ТО «Государственный архив». Ф. Р- 220. Оп. 1. Д. 364. Л. 134.

16. Там же. Ф. Р-220. Оп. 1. Т. 1. Д. 5-а. Л. 468; Ф. Р-1012. Оп. 1. Д. 29. Л. 58.

17. Там же. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 143. Л. 55об.

18.Там же. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 143. Л. 16.

19. Статистический справочник. С. 41—42.

20. ГАУ ТО «Государственный архив». Ф. Р-220. Оп. 1. Т. 1. Д. 14. Л. 559.

21. Там же.

22. Там же.

23. Там же. Ф. Р-220. Оп. 1. Т. 1. Д. 5. Т. 1. Л. 469.

24. Там же. Ф. Р-1012. Оп. 2. Д. 164. Л. 5.

25. Статистический справочник. С. 132—133.

26. Евреинов Н. Как живет рабочий. По материалам обследования бюджета тульских рабо­чих. М., 1925. С. 92—93.

27. Там же. С. 17.

28. Евреинов Н, Коган Е. Бюджет тульского рабочего. Тула, 1926, С. 71.

29. Там же. С. 16.

30. Черных А. Становление России советской: 20-е гг. в зеркале социологии. М. : Памятники ист. мысли, 1998. С. 251.

31. Сорокин П. Голод как фактор. С. 20.

32. ГАУ ТО «Государственный архив». Ф. П-1. Оп. 4. Д. 267. Л. 238.

33. Там же. Л. 233.

Библиографическая ссылка:

Смирнов Ю. «Плохого натерпитесь, хорошего не ждем» (Питание тульских рабочих в период военного коммунизма и нэпа) / Ю. Смирнов // Тульский краеведческий альманах. - 2012. - Вып. 9. - С. 129-134.